мы все в этом мире одни: одиноко приходим в него со слезами в глазах - одиноко уходим. В нем некому душу отдать, забродившую в нас. В нем люди, спидозной иглой проникают под кожу, с их чувством любви, от которого хочется убивать.
Меня на руках поднимает ветер. Я маленький на чужих ресницах слизывал капельки соли, что бы кому то во сне присниться. Я как последние льды речные, с грудью проломленной бешеным сердцем, в мертвую гавань с весеннею птицей тихо вплываю, что бы влюбиться. Ливнем повенчанный с мокрой листвою, темным асфальтом лежащим под нею, в небо разорванное грозою с вечной тоскою внутри глазею.
Все изменилось И лишь только Осень осталась как прежде, Бросая на землю листьев одежду у ног Она сексуально дождливыми пальцами гладит изгибы дорог.
Я принимаю её, Я неразрывно с ней связан, Исполнить мне вверено роль нерожденного сентября, любовника Осени, отравленного, иглой в вены пущенным ядом, истлевшего до декабря.
вот она, бессонница-мама. давно не виделись! вбивает в запястья стальные стержни, вешает тело на распятие своей истерзанной церкви. капает в глаза молоком потолок вспенившийся под пристальным взором в бесконечность, не сфокусированным не выдержанным, лживым, не собирающимся быть честным. голоса в голове не советчики, а стены - не лучшие слушатели и там же, где есть созидатели, есть люди продавшие душу. гул в голове реактивных моторов - нервное, конец - не такое уж страшное слово, а кровь из носа не шла лет двадцать, наверное, забытое старое - новое.
я так хотел девочку, а она мечтала о мальчике. Мы трахались как кролики, потом разлетались как одуванчики. Целовались губами иссохшими, лопались как воздушные шарики. Изуродованные и брошенные, использованные создания. Выкиньте или убейте! Просто, вычистите эту плесень! ...из меня... Я был в ней кем-то пророщен и она во мне бьет соцветием. Я себя собирал по ниточкам, одевал кусочки на палочки, а она, как будто из мести, вновь ко мне тянет пальчики. Ночь еще такая долгая, а силы все, вроде бы, кончились и я подыхаю вставленный, смеясь или плача, скорчившись.
А много ли поэту надо? забыть и вспомнить снова, и целовать тебя или обнять тебя, и если нужно вновь менять, то он готов начать с себя. И не умея рисовать, но все же в руки взять свои куски угля и на бумаге медленно чертить "все для тебя" и мысли из себя разборчивее выводить. Стараться внимательнее быть и те ошибки, что раньше совершал не повторить и не простить то, что себе позволил отпустить. Поэту хватит воздухом дышать с тобой одним, и растворяться запахом духов твоих в прозрачный дым остаться с мыслями наедине, глаза закрыв. Поэту хватит сил тебя забыть. А много ли еще поэту надо, что бы почувствовать что может жить? Забыть и снова вспомнить, запомнить и опять забыть.