lycanthrop
мне снится сон.
я лежу с закрытыми глазами и кожа моя натянуна так сильно, что вот вот лопнет.
она, подобно молочной пенке, подрагивает при каждом дуновении ветра, врывающегося в комнату с весенним воздухом из открытого окна, а под ней - я, маленький, бесформенный и беззащитный.
я настолько слаб, что не могу открыть глаза или пошевелить хотя бы одним мускулом тела.
я лежу и слушаю.
слушаю голоса, которые в последний раз говорят обо мне.
я слышу м., которая, под под ехидное хихиканье 13ти, говорит что я был добрым и послушным мальчиком и никому не сделал зла.
и почему то сразу хочется ей верить, так добро все это звучит от нее, хотя она совсем не знала того, что я мог... хотя наверняка догадывалась.
я слышу о., который со слезами на глазах рассказывает о прелестях абортов и сожалениях, которые мы испытываем в случае, когда эти аборты не были сделаны. почему то не могу во сне слышать от него хорошего.
я слышу olki., из 13ти, которая говорит, что никому никогда не были нужны дети от меня. и серебряное кольцо с гравировкой, под тоже самое ехидное хихиканье 13ти, звякает о холодный кафельный пол и катится под пыльный шкаф.
я слышу как k., из 13ти, хлопает входной дверью на прощание.
я слышу... я слышу каждого...
я пытаюсь сказать что я здесь, что я, видимо, просто болен, и в больнице, и что то вот вот очнусь, ведь я вас всех слышу.
но губы не хотят говорить.
а потом, что то происходит и меня начинает мотать из стороны в сторону.
мой поддон поднимают и начинают долго нести куда то. затем ставят и медленно опускают туда где сильно пахнет сыростью и гнилью...
я осознаю все лишь когда первый комок мокрой весенней земли падает на мое лицо и я просыпаюсь с диким криком закутанный в мокрое одеяло.
прижми к себе.
я лежу с закрытыми глазами и кожа моя натянуна так сильно, что вот вот лопнет.
она, подобно молочной пенке, подрагивает при каждом дуновении ветра, врывающегося в комнату с весенним воздухом из открытого окна, а под ней - я, маленький, бесформенный и беззащитный.
я настолько слаб, что не могу открыть глаза или пошевелить хотя бы одним мускулом тела.
я лежу и слушаю.
слушаю голоса, которые в последний раз говорят обо мне.
я слышу м., которая, под под ехидное хихиканье 13ти, говорит что я был добрым и послушным мальчиком и никому не сделал зла.
и почему то сразу хочется ей верить, так добро все это звучит от нее, хотя она совсем не знала того, что я мог... хотя наверняка догадывалась.
я слышу о., который со слезами на глазах рассказывает о прелестях абортов и сожалениях, которые мы испытываем в случае, когда эти аборты не были сделаны. почему то не могу во сне слышать от него хорошего.
я слышу olki., из 13ти, которая говорит, что никому никогда не были нужны дети от меня. и серебряное кольцо с гравировкой, под тоже самое ехидное хихиканье 13ти, звякает о холодный кафельный пол и катится под пыльный шкаф.
я слышу как k., из 13ти, хлопает входной дверью на прощание.
я слышу... я слышу каждого...
я пытаюсь сказать что я здесь, что я, видимо, просто болен, и в больнице, и что то вот вот очнусь, ведь я вас всех слышу.
но губы не хотят говорить.
а потом, что то происходит и меня начинает мотать из стороны в сторону.
мой поддон поднимают и начинают долго нести куда то. затем ставят и медленно опускают туда где сильно пахнет сыростью и гнилью...
я осознаю все лишь когда первый комок мокрой весенней земли падает на мое лицо и я просыпаюсь с диким криком закутанный в мокрое одеяло.
прижми к себе.